Тем временем Лама-Учитель с учениками закончили трапезу, приготовили жертвоприношения и сели совершать обряд. Они все, казалось, были сердиты на меня и потому не дали нме поесть. Душа моя страдала, тело изнемогало. Не было покоя ни телу, ни Душе - они порхали подобно птичьему перышку на ветру. В смятении я подумала: "Не лучше ли, забрав свои кораллы и бирюзу, отправится странствовать по свету?"

Потом, когда я села между двумя мужчинами, меня опять никто не заметил. Сыновья, дочери и все остальные плакали, повторяя: "Матушка! Матушка!" И вновь на меня обрушился град из крови и гноя. ничего другого не было видно. Мне стало страшно и очень больно. Многое меня пугало, смущало душу и тревожило ум. Я подумала: "Может быть, будет лучше если я сяду возле Ламы Бубан-Гарбо?" Но потом подумала: он из монахов школы Кадампа, поэтому не позволит сидеть возле себя. Я села позади него. Чтение обряда стало слышно отчетливее, но страз все же не исчез. Я подумала: "Может быть, лучше приблизиться к великому отшельнику?" Когда я подошла к нему, то увидела, что он похож на преисполненного совершенства одноликого и четырехрукого Арьябало.

- Несчастная! Несчастная! - повторял он. - Я велю ее душе всецело пребывать в состоянии нежной пустоты, подобно моей душе.

Все тревожные мысли мои утихли, и я ощутила чувство бесконечной радости. Я не запомноли, что происходило дальше, но когда я пришла в себя, те еще продолжали трапезу. И снова мою еду поставили возле дохлой лягушки. И снова, как только великий отшельник сжег мою еду в огне, мне показалось будто я поела и попила.

Я села между двумя мужчинами, но они е заметили меня, тогда я спряталась за Ламой и сидела там, слушая чтение книг, но никто из них меня также не увидел. Тогда меня понесло туда-сюда, подобно птичьему перышку на ветру. Тело мое не могло обрести покоя. Я подумала: "Видимо, я умерла. Если бы я еще была жива, то неужели бы меня никто не увидел? Что бы я ни сказала, они тоже не слышат".

Когда я попробовала ощутить свое тело и встать на волосинку, то волисинка не согнулась. Когда я села на травинку - травинка не сломалась. Когда я посмотрела на свою тень - тени не было. В дом я смогла проникнуть сквозь стену. Пока я сидула в углу, думая о том, что умерла, пришел человек и позвал:

- Чойджид, иди сюда!

Я пошла посмотреть, а там оказался кто-то, очень похожий на моего отца.

- Следуй за мной, - велел он. - Я покажу тебе кое-что. Посмотришь и быстро вернешься сюда.

Я подумала: "В доме сидят Ламы и Учителя, и все они сердиты на меня. А те - отец, дети о стальные - не дают мне даже поесть. Я больше так не могу. Уйду сейчас же". Едва я так подумала, как сразу очутилась на булой дороге, на которой не росло ни единой травинки.

Я пошал по дороге вниз и увидела впереди большую песчаную степь без единого бугорка. Посреди той степи виднелся большой город. Перед ним блестела гладь никуда не текущей воды шириной, равной полету стрелы. Через нее был перекинут мост, также равный по ширине полету стрелы. Я прошла по мосту и вошла в тот самый город.

Человек, сопровождавший меня, сказал:

- Посмотри-ка есть ли у теяб здесь знакомые? А я пойду за мост. Приходи потом туда, - с этими словами он ушел.

Я подумала: "Неужели у меня здесь есть знакомые?". Я вошла в тот город. Там, как в разрытом муравейнике, было видимо-невидимо мужчин и женщин. Одни были хорошо одеты и имели цветущий вид. У других была бедная одежда и лица печального цвета. Между собой они говорили:

- Все мы испытываем муки. Даже лица наши почернели.

Некоторые из них плакали. "Неужели я стану такой же?" - подумала я и задрожала. Пошал дальше и увидела в толпе чвоего младшего брата - пастуха Чойгона. Он тоже заметил меня и сказал:

- Сестра и ты сюда пришла!

- И ты здесь?

- Да я страдаю, - ответил он.

Я спросила как называется этот город.

- Это город Всеобщего Страдания.

- Почему они так страдают? А если прейти мост, что находится там за мостом? За тем городом есть большая насыпь. Как она называется? За ней расположен большой черный город. Кто там живет? Один человек велел мне идти туда. Вот я и собираюсь туда отправится.

Тот брат ответил мне:

- Здесь обитают переродившиеся из мира людей, поэтому это место именуются областью промежуточного состояния между умершими и жывими. Из те, кто здесь, оди исчерпали меру своей жизни. В течение семи недель, 49 суток ради них совершают благие деяния и семь дней ждут. Другие хотя и не исчерпали меру жизни, оказались здесь потому что тюремщики перепутали из имя и род. Те, у кого хорошая пища и одежда и уветущий вид, в прошлом перерождении в отношении Высших делали жертвоприношения Трем Драгоценностям, в отношении низших - несли подаяния нищим. После их смерти родственники и друзья просили у Ламы, которому умершие поклонялись, исполнить малое, среднее и большое благословение, поэтому они освящены благословением. Польза от такого благословения ежедневно умножается в сто, тысячу и десять тысяч раз, поэтому они получают всяческую пользу. Что же касается тех, кто выглядит плохо, то они в прошлом перерождении не совершили добрых дел и наследники после их кончины также не совершили благие деяния. А если даже и совершили несколько благих деяний, то они не были освящены благословляющими пожеланиями. Поэтому плоды их деяний не приумножились. Те, кто выглядит хорошо, бедно одеты из-за того, что хотя они и читали священные книги, но не жертвовали на подаяния. Те же, у кого приличная одежда, дурно выглядят потому, что, жертвуя на подаяние, не следовали Святому Учению. Что касается той насыпи, то она называется Кошала. Если покинувший мир живых взойдет на нее, то увидит все свое прошлое. В железном городе, виднеющимся за тем мостом, Бог Яма с помощниками распознают грехи и добрые деяния. Те, кто прежде совершали добрые деяния и ради кого добрые деяния были исполнены другими людьми, будут оправлены к Нирване или к Высшим Перерождениям. Те, кто грешил и ради кого добрые деяния не были совершены другими, будут отправлены к перерождениям дурной участи. Они испытают неизмеримые муки, будучи сваренными и сожженными. Страдаем, думая об этом днейм и ночью. Когда я впервые прибыл сюда и пошел, чтобы узнать свою судьбу, мне сказали: "Ты пришел, не исчерпав меру своей жизни. Тебе еще не время сюда приходить. Иди и оставайся там." Вот потому я сюда и пришел. А ты, сестра, иди и выслушай повеление Бога Яма и его помощников. Если велят оставаться здесь - приходи.

Выслушав эту речь я сразу испугалась. Потом тот человек о котором я говорила, подозвал меня:

- Чойджид, быстрее иди сюда!

Когда я последовала за ним, он сказал:

- Чойджид, ты ведь умерла. Поднимись на эту насыпь и посмотри на своего мужа, детей и родню.

Я поднялась на холм, как он велел и посмотрела.

И вот вижу, как некоторые их них совершают добрые деяния, а другие сидят и плачут. Увидев их, я растрогалась и зарыдала.

Тогда тот провожатый окликнул меня:

- Что толку плакать! Пойдем быстрее!

Мы пошли дальше и поднялись на мост. Там, на краю моста, лежал навзничь, раскинув ноги и руки, человек придавленный священной книгой величиной с город. В рот ему вливали расплавленный чугун. Я спросила у человека, позвавшего меня:

- Какой грех совершил этот мужчина?

- Находясь в мире людей, он воровал чужое имущество и пищу, но говорил, что не воровал, и призывал в свидетели священные книги. Таков его грех нарушения клятвы. А расплавленный чугун вливают ему в рот в наказание за то, что поедал ворованную пищу. За убийство живых существ он будет наказан позднее.

Затем, когда он опять велел мне следовать за ним и я пошла, за той дальней горой увидела внутри большого железного города на большом золотом престоле самого Бога Ямы тело желтого цвета, руки в позе созерцания и уснир на голове. Одет он был в священную полосатую дэль. С разных сторон натянуты атласные занавеси, сверху над ним водружен шелковый балдахин. Перед ним было разложено множество разных жертвоприношений.

Справа от него стоял тюремщик с головой быка и держал зеркало. Слева от него стоял тюремщик с головой обезьяны и читал книгу. Перед ним стоял тюремщик с головой кабарги и держал весы. Здесь же были и другие слуги тюремщики с головами разной формы, раскрытой пастью и оскаленными клыками, со сверкающими подобно солнцу и луне глазами. Вид их был устрашающим. В руках они держали копья, мечи, луки, стрелы, топоры, пилы, молоты, арканы, гвозди, крюки, клещи и бесчисленное множество ножей. Они свистели и кричали: "Убей! Убей! Бей! Бей!" Раздавался хохот: "Ха-ха! Ху-ху!" Все они прыгали и бесновались.

Такое зрелище меня ужасно напугало. Перед теми тюремщиками стояли триста мужчин и женщин, грехи и благие деяния которых разбирали тюремщики.