Я, по имени Чойджид из рода Лин, хочу для пользы всех остальных существ написать о том, как была послана с вестью Эрлик Номун-хана об аде, о пользе благих и вреде греховных деяний, а также с рассказом о посмертных страданиях.
Я, Чойджид, проболела 16 дней. Несмотря на то, что я велела гадать, пила лекарства и совершала разные обряды, пользы не было. И теперь, когда мне стало еще хуже, я поняла, что скоро умру. Прежде я хотела стать монахиней, но родители и родственники не позволили мне. В детстве я получила религиозное наставление, но недостаточно размышляла над ним. Что касается высших, то не оказывала должного почитания Ламе и Трем Драгоценностям. Что касается низших, то редко подавала нищим. С помощью тела, речи и мысли я мало исполнила основ добродетели. Лишь подносила угощение немногим Ламам-Учителям. Помогут ли в будущем столь незначительные деяния? Кроме них, у меня ведь нет других основ добродетели. Ах, я несчастная! Хоть и обрела в этом рождении человеческео тело, да все впустую. Похоже, что скоро умру и теперь уж поздно сожалеть. В этой жизни совершила много грехов, да мало благих деяний. Когда умру, не будет у меня иной судьбы, кроме перерождения дурной участи. Не знаю даже, совершат или нет отец и сыновья после моей смерти достаточно добрых деяний.
Мой муж очень скуп и не набожен, поэтому и не исполнит многих добрых дел. И все-таки хочу сказать им несколько слов. Подумав так, позвала их:
- Отец, сын и все, подойдите сюда!
И сказала им:
- от этой болезни мне, наверное, теперь уж не излечиться. Выслушайте мои три завещания. По разным причинам я прежде накопила мало добрых деяний и много грехов. Сейчас я прошу разделить наше имущество и припасы на три части, и одна часть пусть пойдет на добрые деяния ради меня. Половину корралов и бирюзы отдайте моей дочери, а вторую половину также используйте на благодеяния после моей смерти. Верша добро, не смешивайте его с грехом. творите благо! Отец, сын и все, если сможете, следуйте Учению. Если не сделаете так, то в свой смертный час будете раскаиваться в этом. В крайнем случае заставьте моего сына следовать Учению. Закажите для меня молитву. Вы, отец, сын и все остальные, воздерживайтесь от грехов, стремитесь к добру. Боюсь, муж, что возьмешь в дом другую жену и станешь вместе с ней мучить моих сына и дочь. Обещай мне не брать новую жену!
Мой муж на это ответил:
- Если мы растратим треть нашего имущества, то на что будем жить впятером - отец и дети? Бирюзу и кораллы нужно полностью отдать дочери. Если я не возьму женщину вести хозяйство, то ведь малые дети не смогут управиться с хозяйством. Я сделаю ради тебя много добрых дел, но сейчас не могу обещать, что точно исполню то-то и то-то.
"Если он будет поступать так, как говорит, то немного жн добрых дел он совершит. Ах! Когда я еще была в силах, не смогла достаточно воздавать святому Учению", вот о чем я сожалела. "Не могла подарить каждому Ламе-Учителю хотя бы по одному кораллу или бирюзе! Тот муж вторую жену, так же как когда-то взял меня, и будет мучить моих сына и дочь. Несчастные!" - подумала я.
От резмерных страданий души голова у меня закружилась, сознание помрачилось. Показалось, что я проваливаюсь под землю. Сверху как будто давили на меня много людей. Я была очень испугана. Затем я почувствовала такие мучения, как будто меня носит туда-сюда в огромном океане и я настолько обморозилась, что тело мое потрескалось. Затем, казалось, запылал огромный, беспредельный пожар и вселенную охватило пламя. Я страдала, думая, что тело мое горит в этом огне и гуле пожара.
Потом я испугалась от того, что начался сильнейший ураган и меня понесло вверх в потоках этого ветра. Затем вокруг вспыхивало то красное, то белое, и земля как будто тряслась. Гремел сильный гром. А я как будто обо всем забыла - мне стало совершенно спокойно. Долго ли это продолжалось, не знаю. От сильного страха болезнь моя как будто прошла. Поэтому я обрадовалась.
Затем над моей головой возникло сияние наподобие пяти-цветного щита, их которого исходило множество лучей. На конце каждого луча появились различные, непохожие друг на друга, существа с головами льва, обезьяны и быка на человеческом теле. Одни были семиголовые, другие - трехголовые. Сверкание их глаз было подобно солнцу и луне. В руках они держали множество разнообразных мечей. Они громко кричали: "Ха-ха! Хум-Хум! Убей! Убей! Бей! Бей!" Тут я пришла в невообразимый ужас.
Но потом вспомнила наставление, которое ранее получила. В нем, про словам Учителя, сказано, что всякий свет - это своя же собственная форма, всякий звук - это свой же собственный звук, всякий призрак - это свой же собственный призрак, все это - не что иное, как свое собственное состояние, порожденное заблуждением собственного сознания. Так говорилось в наставлении. Так оно и есть: в действительности ничего не происходило.
Как только я так подумала, все успокоилось и страх мой исчез. Я посмотрела на свою кровать. Там лежала дохлая лягушка, укрытая моими одеждами. Я хотела забрать свою одежду, но не смогла взять, так как боялась лягушки. Ведь я не умерла, я жива - от пережитого мною невообразимого страха болезнь моя, казалось, прошла. Но почему же в мою постель положили мертвую лягушку и почему укрылм ее моей одеждой?
- Неужели вы не понимаете, что эта лягушка внушает мне страх и отвращение? - спросила я.
Но никто мне не ответил. Все сидели молча. Потом мои сыновья и дочери заплакали, повторяя: "Матушка! Матушка!" Кто-то держал меня за руку. Когда они так громко зарыдали, я услышала рев будто бы тысячи драконов. Их слезы били по мне как кровавый град величиной с яйцо и вызвали внезапную нестерпимую боль. В ужасе я не находила себе места. Как только они перестали плакать боль и град прекратились.
Позже собрались мои родители, младшие братья и соседи. Когда они тоже заплакали, мне опять стало нестерпимо больно. Ведь я не умерла - я жива!
- Почему ж вы плачете? От вашего плача мне очень больно.
Но хотя я сказала это громко, они не услышали. Когда плач стих, я успокоилась. Затем мой младший брат Манбо-Чойгон сказал:
- Что толку от того, что мы все время сидим и плачем? Без Ламы нельзя совершать обряд по умершей. Давайте позовем Ламу Бубан-Гарбо и 2-30 учеников. А поскольку моя старшая сестра уповала на великого отшельника Тугдже-Ринчина, пригласим и его совершать обряд. Надо найти также одного Ламу читать Дзобда.
- По нашему обычаю нужно пригласить бонского священника - возразил мой муж.
На это Манбо-Чойгон сказал:
- Моя старшая сестра не почитала учения бон. Ты к себе потом приглашай бонцев, а я пойду звать Бубан-Гарбо и великого Отшельника, - и с этими словами ушел.
Мой муж вместе с внуком Тобо-Джабом вдвоем увезли имевшиеся в доме шесть мешков ячменя, чтобы намолоть муки. Я подумала "Зачем им приглашать Ламу? Для чего совершать обряд и читать молитвы? Ведь моя болезнь от пережитого мною страха уже прошла. Если столько зерна раздать пустым, ничтожным людям, то здесь дома не останется даже половины". Так с жадностью подумала я. Я вовсе не думала что уже умерла.
Вскоре средний сын привел чтец. Когда велели читать Дзодба, Лама открыл книгу и произнес молитву Итэгэл. И мне стало очень радостно.
Как только наступил вечер, прибыли великий отшельник Тутгдже-Ринчин и Учитель с учениками - почти 20 человек. Я помолилась Ламе и попросила благословения, но он не соизволил его дать. "Почему Лама сердится на меня? Если бы он не сердился, то дал бы мне посвящение. А если бы сердился, то не пришел бы в мой дом. Что же это значит?" Пока я так размышляла, Лама-великий отшельник положил руку на голову мертвой лягушке, прочитал молитву Итэгэл, произнес проповедь и благопожелание. Время от времени он повторял:
- Чойджид, с тобой произошло то, что называется смертью. Теперь у тебя нет привязанности к сыну, имуществу и пище. Представь себе что твоя душа - это белая буква "А" в виде белой капли. Представь, что она перешла в мое сердце, и теперь ступай со мной в Сукавади, в страну Будды Амитабы. Пойдем туда вдвоем!
Когда он так приказал, я подумала: "Я же не умерла. Тело мое такое же как и прежде. Но раз Лама веле идти, я пойду". Однако не смогла идти, так как боялась лягушки. Как только Лама произнес Пад, я обрадовалась и совершено успокоилась. Затем они все, мои родные и близкие, поднесли угощение - мясо, водку и муку Ламе и всем ученикам. Мне же ничего не дали.
- Дайте и мне. Я очень проголадалась. Дайте же! Но хотя я это сказала, они не дали мне ничего, и тогда я подумала: "Почему эти люди сердятся на меня?" Пока я так печалилась, великий отшельник позвал мою дочь и велел ей:
- Дай поесть своей матери.
Тогда моя дочь положила муку и мясо на поднос и с чашкой чая поставила возле дохлой лягушки, сказав:
- Матушка, соизволь принять.
Я не стала есть, протому что думала: "Мне ничего не дала, а возле лягушки поставила еду, к которой они примешали рвоту". И рассердилась на дочь. Мне хотелось есть и пить, но я сидела и терпела. Между тем, Лама молча благословил ту еду и тогда мне почудился запах сгоревшей в огне пищи и показалось, будто я и поела и попила. Жажда и голод у меня прошли.